(Лк.6:31-36)

³¹ И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними.

³² И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят.

³³ И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают.

³⁴ И если взаймы даёте тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же.

³⁵ Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым.

³⁶ Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Прозвучавшее сейчас евангельское чтение оставляет нас один на один с основополагающим началом не только всего христианского мировоззрения, которое мы можем декларативно заявлять или конкретно воплощать в своей жизни, но и с основополагающим принципом всей нашей повседневной жизни в той мере, в какой мы пытаемся делать её христианской. И это начало есть любовь во Христе. Да, мы действительно стараемся быть христианами, поступать в отношении наших ближних — ну хотя бы так, чтобы они ощущали себя с нами если уж не так, как мы бы хотели ощущать себя с ними, то хотя бы как с друзьями. Но у нас и это почти никогда не получается в полной мере. Потому что ощущение того, что «мы» и «они» — все-таки различны, не покидает нас на протяжении всей нашей жизни. И крайне редко даже в отношении детей и родителей возникает ощущение, когда я воспринимаю кого-то другого, даже собственного ребенка, как самого себя, и, возможно, даже в большей степени, чем он, могу принять на себя страдание его, лишь бы только ему было легче. Такое бывает, но довольно редко.

А вот что касается тех, кто не является нашим близким и родным, то здесь уж мы оставляем Богу свободу действий для самых разных человеческих страстей. Да, теоретически, конечно, мы стараемся поступать в отношении ближних хорошо. Хотя больше потому, что это облегчает наши обыденные отношения с ними. Это дает нам надежду, что и они с нами будут поступать хорошо. Вот почему, собственно, Христос и обращает наше внимание на то, что вот этот принцип — поступать с ближними так, как мы хотим, чтобы они поступали с нами, — при всей трудности его осуществления все-таки не исчерпывает собою полноты отношений, полноты христианских отношений. Наоборот, очень часто подобного рода отношения, по существу, обусловлены нашим вполне естественным желанием облегчить свою жизнь, то есть желанием произвести лучшее впечатление, заручиться расположением и так далее. Люди друг к другу относятся внешне, а когда это становится привычной системой взаимоотношений, то и внутренне доброжелательно: все друг другу улыбаются, никто никого старается не обременить собой, говорят мало, но если говорят, то и делают, выполняют данные обещания. Здесь, наверно, следует остановиться, вздохнуть и сказать: «Какой замечательный мир! Как хочется хоть какое-то время пожить в нём. Разве такой мир не следует признать подлинно христианским?». На самом деле это всего лишь мир цивилизованный, хотя и сложившийся во многом под влиянием христианских ценностей. Мы же пока, оставаясь на периферии этого мира, во многом живём иначе и периодически то скорбим об этой нашей инаковости, то гордимся ею, привычно переводя свои комплексы неполноценности в комплексы сверхполноценности.

Но в то же время жизнь цивилизованного мира хотя и дает ощутить присутствие Христа больше, чем жизнь мира нецивилизованного, это не есть жизнь Церкви как таковой. И вот Христос, чтобы мы не запутались в лукавых нюансах человеческих взаимоотношений, обусловленных несовершенством этого мира, чтобы, например, человекоугодничество не стало доминантой нашей жизни — а, собственно, оно часто стимулирует наше доброе поведение в отношении людей, — разрушает в сегодняшнем евангельском чтении стереотипы человеческих взаимоотношений, на которых тысячелетиями строилась человеческая и, впоследствии, христианская цивилизация и которые оказываются недостаточными для созидания жизни церковной.

Однако простые до примитивности примеры, которые приводит Христос, для того чтобы раскрыть перед нами подлинную парадигму на самом деле ещё так и не утвердившихся в мире подлинно христианских взаимоотношений, могут лишь повергнуть нас в отчаяние. Мы ещё способны дать ближнему деньги, если ситуация в его жизни отчаянная, а мы не будем полностью уверены, что эти деньги он нам отдаст. Но вот любить врагов своих?! Да нам бы друзей своих не возненавидеть раньше времени, при чем тут враги! И чего же хочет от нас Христос в таком случае? «Он хочет, чтобы мы вдруг сделались какими-то садо-мазохистами. Искали себе не ближних, не близких, а прежде всего врагов и на них изливали свою любовь? Но это немыслимо. Это какое-то издевательство над нами». Разве не приходят нам в голову эти мысли?

Как воспринять, а уж тем более воплотить эти слова Христа? Что предлагает Он нам? Быть великодушными? Но ведь не до бесконечности! Уметь прощать? Но не всех же подряд! Как в этой ситуации остаться со Христом нам, которым так трудно в этом мире сохранить элементарный человеческий облик и не ненавидеть наших ближних?

Но есть одно слово в сегодняшнем евангельском чтении, которое на самом деле способно помочь нам найти выход из кажущегося неразрешимым любому честно смотрящему на себя христианину нравственного конфликта, порождаемого словами Христа. Это слово означает, наверно, не предел нашего совершенства, а вот то вполне конкретное его начало, начало нашего с Богом совершенствования, которое может остановиться на разных этапах, но которое может начинаться именно с обозначаемого этим словом человеческого чувства. Это слово — «милосердие». «Итак будьте милосердны, как Отец ваш небесный». Ведь оно, по существу, адресует нас к тому, без чего на земле действительно невозможно прожить не то что целую жизнь, но даже один день: быть способными к тому, чтобы другого человека воспринять как себя именно в контексте его переживаний и страданий. Мы действительно нередко, видя человека больного, несчастного, в связи с этим испытываем к нему жалость, сочувствие, иногда даже оказываемся способными на какие-то добрые поступки по отношению к нему, хотя мы прекрасно знаем, как обесценивается дело ощущением удовлетворенности от того, что кому-то хуже, чем нам, а мы при этом можем ещё стать благодетелем несчастного. Но на этом останавливаться нельзя. Нужно, пережив это сиюминутное сострадание, сочувствие, двигаться дальше. А двинуться дальше — это означает попытаться что-то изменить в жизни этого человека, так, чтобы ему действительно стало легче. И вот тут начинаются главные проблемы. Ну не можем мы больного сделать здоровым. Мы не можем его исцелить. Что же нам делать? А делать нужно нечто сложнейшее. Жить с ощущением благодарности Богу за то, что Он дает нам хотя бы относительное здоровье, и думать и о том, к чему же оно обязывает нас в отношении к другим болящим. Не вообще — болящим где-нибудь в Африке, а вот к тем болящим, которые оказываются на нашем пути конкретно. Бог ведь нас не посылает все человечество больное исцелять.

Но есть еще один аспект милосердия, который, увы, нам особенно труднодоступен. Мы не умеем, как правило, сорадоваться с нашими ближними. И это, надо сказать, наша национальная черта. Тяжелый исторический путь нашего народа научил нас сострадать нашим ближним, сострадать тем, кому плохо, и с трудом переносить, а то и вовсе не выносить тех, кому хорошо. Но ведь в этой способности ощутить в ближнем его радость, может быть, маленькую, но для него значимую, преумножить его радость своей радостью за него, а не только преуменьшить его страдания своим сочувствием, заключается очень важное, подлинно христианское состояние души человека, ибо ведь христианство — это не только религия сострадания, но и религия радости.

Открывая в своей жизни великие проявления милосердия Божия к нам, а это не только доступно каждому, но и очевидно для каждого, мы ощущаем себя способными стать теми самыми христианами, которые относятся к ближним своим, как Всевышний, Который сорадуется радости каждого из нас не меньше, а даже больше, чем сострадает нам. Хотя это свойство Спасителя почему-то часто ускользает от нашего внимания. И жизнь поэтому наша, даже в Церкви, напоминает нередко какое-то вытягивание жизненной трудности своей. Мы живем безрадостно, значит, ожесточенно, а значит, уныло. И этот образ христианина с благочестиво перекошенным выражением лица многих заставляет задуматься: а был ли евангельский Христос Тем, Кто основал ту историческую Церковь, которую мы видим перед собой в облике унылых людей, исполненных благочестивой тоски от своей правильности и отнюдь не благородной ярости по поводу тех, кто не похож на них.

Удивительная тайна, может быть, сокрыта именно в этом слове: милосердие, которое столь безгранично у Бога и которое, увы, столь ограниченно у нас. Поэтому постараемся как можно больше друг другу сочувствовать, но еще больше друг с другом сорадоваться. И может быть, тогда Христос — евангельский Христос, а не какой-то «Христосик» фарисеев от псевдоправославного «благочестия» — посетит нас в нашей жизни, чтобы уврачевать нашу скорбь и преумножить нашу радость.

Аминь.

12.10.2014