9/22 августа

Будучи в августе 2005 г. во Франции наш настоятель, о. Виктор Потапов посетил женскую обитель Покрова Божией Матери в Бюсси-он-Од, где ему матушка-игуменья Ольга передала для нашего храма икону с частицей мощей св. прав. отца Алексия Медведкова. В связи с этим мы предлагаем вниманию наших читателей жизнеописание протоиерея Алексия Медведкова (Южинского), исповеднический путь которого был увенчан его праведной кончиной и посмертным прославлением его святого тела совершенным нетлением. Житие печатается с незначительными сокращениями по брошюре, изданной Покровским монастырем.

Будущий батюшка родился в Вяземском уезде в семье молодого сельского священника Иоанна Медведкова и его супруги Леониллы 1 июля 1867 года. С самого раннего возраста он был поставлен Господом на стезю лишения и терпения. Вскоре после рождения младенца умирает его отец, и ребенок испытывает всю тяготу сиротства. Он все же оканчивает Вяземское духовное училище Смоленской губернии и поступает в Петербургскую семинарию, по окончании которой должен был встать вопрос о принятии им священного сана. Однако долгое время юноша не решается на этот шаг, в смирении глубоко сознавая свое недостоинство. Он поступает псаломщиком в Екатерининскую церковь города Петербурга. К этому времени относится его женитьба. Тихость и скромность нрава молодого церковнослужителя привлекают к нему любовь окружающих. Многие из них уговаривают его принять священство, вожделенное им самим с юных лет. Наконец, он решается обратиться за советом к отцу Иоанну Кронштадтскому, слава о котором уже широко распространилась в те годы по всей России. Живя в Петербурге, псаломщик Алексий не раз имел радость бывать на его вдохновенных службах и питал глубокую любовь и доверие к этому дивному светильнику Русской Церкви. Беседа с ним оказалась решающей, и в Рождественский Сочельник 1895 года состоялась хиротония чтеца Алексия во диакона, а через два дня — во священника Успенского храма села Вруды Ямбургского уезда Петербургской губернии.

23 года пробыл отец Алексий на этом приходе, с великим усердием и страхом Божиим умножая принятый от Бога талант. Его горячая ревность распространялась на все стороны приходской жизни села Вруды и снискала ему преданность и любовь его паствы. В материальном отношении Успенский приход был весьма бедным, однако благодаря неусыпным трудам батюшки духовная жизнь прихода все более процветала.

(…) Когда в 1917 году разразилась революция, тихий и кроткий, но вместе с тем ревностный проповедник и истинный служитель Христов оказался одним из первых врагов богоборческой власти. Его заключили в тюрьму, где подвергли жестоким истязаниям и пыткам. Ему перебили руки и ноги, били по лицу и голове с такой силой, что его лицевой нерв остался на всю жизнь поврежденным. Наконец, его, полуживого, приговорили к расстрелу. Но Господь судил Своему исповеднику иную стезю. Его семье и преданным духовным чадам удалось спасти его от расстрела, а старшая его дочь сумела выпросить отца на поруки, после чего всей семье удалось бежать в соседнюю Эстонию, получившую в эту пору независимость. Началась новая полоса жизни на чужбине, исполненная великих скорбей.

Семья Медведковых устроилась на северо-востоке страны в рабочем городке Кохтла-Ярве, известном своими сланцевыми шахтами. Условия работы в этих шахтах были настолько тяжелыми, что местные эстонцы предпочитали пользоваться дешевой наемной силой русских беженцев, а также принудительным трудом эстонских преступников, которых приводили под конвоем. Искалеченный пытками и побоями, батюшка окончательно подорвал свое здоровье в этих шахтах, и через несколько лет изнурительной работы его перевели на должность ночного сторожа.

В 1923 г. эстонское церковное чиноначалие назначило прот. Алексия сверхштатным священником Богоявленского храма близлежащего города Йыхви. Но главная пастырская забота батюшки была обращена на образовавшийся бедный эмигрантский приход в самом Кохтла-Ярве, где храм в честь Преображения Господня был маленький и неблагоустроенный, службы непостоянные, а хора вовсе не было. Отец Алексий обладал хорошим музыкальным слухом и красивым голосом. Будучи любителем уставного богослужения и церковного пения, он приложил все силы, чтобы организовать хор и наладить постоянные службы. Но предметом особенной любви и заботы для него всегда были дети и их духовное просвещение, и батюшка мог снова предаться на некоторое время своему любимому занятию — беседам с подростками о Боге и о жизни по Его заповедям.

Однако эстонский период жизни отца Алексия был чрезвычайно тяжелым и внутренне, и внешне. Его пастырская деятельность постоянно ущемлялась в эти сложные годы становления Эстонской республики, и он встречал глубокое непонимание со стороны националистически настроенных представителей местного духовенства. Материально, семья жила в крайне бедственных условиях. Работая день и ночь, он с трудом держался на своих больных ногах, в прямом смысле этого слова. Вскоре тяжело заболела его матушка, она постепенно таяла и в 1929 году скончалась.

Наконец, отец Алексий решился обратиться к митрополиту Евлогию, возглавлявшему в те годы Русскую Церковь во Франции, с просьбой принять его в свой клир, и в конце 1930 года он прибыл с дочерьми и внуком в Париж.

В эти годы во Франции недоставало рабочей силы, и некоторые крупные металлургические центры охотно принимали и даже выписывали рабочих из Балкан или из той же Эстонии; чаще всего это были русские эмигранты. Так, в городе Южин, расположенном в горах Савои, насчитывалось около 600 русских рабочих, которые организовали приход и обустроили церковь. Вскоре храм был украшен, снабжен необходимой утварью и освящен в честь свт. Николая. В этот храм и направил митрополит Евлогий прибывшего уже немолодого — ему было 63 года — батюшку.

С горячим усердием приступил о. Алексий к своему новому служению. И хотя телом он был уже очень немощным, в эти последние три с половиной года своей жизни он принес к алтарю Господню принятый и умноженный им талант, очищенный огнем великих скорбей.

Будучи более чем скромным для себя, батюшка любил благолепие храма. Главная забота батюшки была направлена на пастырское окормление вверенных ему прихожан. Его истинная, основанная на исполнении Христовых заповедей любовь к Богу проявлялась в деятельной любви и сочувствии к людям, подобно ему вырванным из родной среды и угнанным вихрем революции на страну далече. Но проявлял он эту любовь по-евангельски, то есть глубоко сокровенно, и до нас дошли только отдельные драгоценные свидетельства, которые не смогли утаиться. Так, он приходил в храм задолго до начала службы и совершал проскомидию в одиночестве, поминая бесчисленное множество людей, уже, возможно, всеми забытых. Любил о. Алексий оставаться в храме и после Литургии, молиться, служить панихиды. С радостью и готовностью — и всегда безвозмездно — откликался он на просьбы своих прихожан отслужить ту или иную церковную требу. Сохранились свидетельства о его постоянной внутренней молитве. Так, один из его знакомых ранним утром встретил его на улице и хотел было с ним поздороваться, но, увидев его глубоко погруженным в молитву, не посмел его тревожить. Его участие и сочувствие к людям было, конечно же, не только внутренним. Большую часть денег, которые батюшка теперь получал, он с любовью — но всегда тайно — отдавал попавшим в беду людям, а один Господь знает сколько их тогда было! Это обстоятельство осложняло его и без того трудное семейное положение, на которое он, впрочем, никогда никому не жаловался.

(…) Но, несмотря на самоотверженное служение о. Алексия — правильнее же сказать, вследствие него, — ему пришлось до конца испить чашу гонения и непонимания со стороны людей, называющих себя церковными, но совершенно чуждых Христову духу.

Привыкший к благочинию в храме, отец Алексий неожиданно для себя встретил в лице самых активных деятелей церковного совета враждебное отношение. То были люди, в основном военные, привыкшие командовать и считавшие себя полновластными хозяевами в приходе. Будучи очень скромным, деликатным, даже застенчивым и всегда уступчивым в отношении самого себя и всего, что касалось внешнего, отец Алексий не считал себя вправе уступать в принципиально важных церковных делах. Это неожиданное противостояние миролюбивого и на вид серенького сельского батюшки вызвало глубокое возмущение со стороны хотя и небольшой, но очень влиятельной группы людей. Последовали официальная жалоба на настоятеля в адрес митрополита Евлогия и вызов в Париж. Весь приход всполошился, верные ему чада написали горячее письмо митрополиту, собрали множество подписей. Отец Алексий очень глубоко переживал происшедший конфликт. Он не привык жаловаться, не умел оправдываться и как ребенок боялся митрополичьего суда. Всю дорогу он буквально дрожал от волнения, опасаясь, что не сумеет на словах раскрыть всю правду. В Париже Владыка Евлогий быстро вник во все дело, оставил отца Алексия на своем месте и велел переизбрать весь церковный совет. Вскоре инцидент был исчерпан, но батюшка после этого окончательно разболелся.

Болезнь быстро прогрессировала, и в июле 1934 года у него нашли рак желудка в уже неизлечимой стадии. Ему сделали операцию, но его дни были уже сочтены. Ясное сознание не оставляло батюшку до самого конца. К нему все чаще стали приезжать его духовные чада из Южина. Сам он горячо просил, чтобы приехали его недоброжелатели, дабы примириться с ними перед смертью и испросить себе у них прощения. Тяжело страдая, он никогда не жаловался и постоянно молился. Всех приезжавших к нему он встречал с радостью и приветливостью, давал последние отеческие советы, некоторым с настойчивостью завещал молиться, причем многие обнаруживали при этом его явную прозорливость. В эти последние дни земной жизни батюшка слегка приоткрыл ту завесу, за которой он всегда старался скрывать неземную красоту, богатство и святость своей души. Его прощальные беседы особенно изобиловали любовью и горячей верой. Он говорил, что хотя ничего доброго не сделал в своей жизни, но надеется на милость Божию. Он исповедовался и причастился накануне своей кончины.

Соседи по палате рассказывали, что в тот вечер батюшка вполголоса пел церковные молитвы. А рано утром 22 августа он тихо предал душу свою Тому, Кого от юности возлюбил всем сердцем своим.

На похороны батюшки собралось все русское население Южина. Особенно много было детей, одетых во все белое, которые принесли цветы и венки ко гробу любимого ими батюшки. Заупокойная служба постепенно превращалась в некое светлое и радостное торжество.

Прошло двадцать два года. Городское управление Южина постановило упразднить старое кладбище, и был объявлен определенный срок для тех, кто желал перенести останки своих близких на новое кладбище. Настоятель Южинской Никольской церкви отец Филипп Шпартак купил гроб, указал французским рабочим могилу, которую им предстояло раскапывать, а сам уехал из Южина на несколько дней по делам прихода. По возвращении его ждала поразительная новость: рабочие рассказывали, что, раскапывая прочие могилы, они орудовали кирками и лопатами и складывали в небольшие ящики-гробы найденные кости. Но, приступив к могиле отца Алексия, они вдруг, по непонятной им самим причине, бросили орудия и стали осторожно действовать руками. На некоторой глубине они нашли лежащее в земле совершенно нетленное тело. Даже облачение и Евангелие, которое лежало на груди, полностью сохранились, хотя от самого гроба ничего не осталось. Приготовленный новый гроб был слишком узкий, так что кисти рук отца Алексия пришлось положить ему на плечи, и руки его сгибались при этом, как у живого человека. Но поскольку новая могила на другом кладбище не была еще готова, то тело его оставалось на солнце три дня, а стояла в те дни сильная жара. Многие приходили смотреть на это невиданное явление.

11 августа 1956 года в присутствии отца Филиппа Шпартака тело отца Алексия было вновь предано земле.

Было решено перевезти нетленное тело отца Алексия Медведкова на русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа.

День перевоза был назначен на 2 октября, а 3 октября при большом стечении народа была отслужена панихида.

В Успенском храме на кладбище при огромном стечении верующих и в присутствии многочисленного духовенства гроб блаженно почившего батюшки был поставлен в крипту, где была вновь отслужена лития.

Исполнилось евангельское слово, что горящую свечу «подобает ставить на подсвечник, чтобы входящие видели свет, ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным» (Лк. 8, 16-17).

16 января 2004 года последовало постановление Вселенского Патриарха Варфоломея о причислении отца Алексия Медведкова к лику святых. Память его празднуется 22 августа.